Джек Лондон
Скетч
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Джон Мастерсон Фрэнк Барт
Полицейский офицер Эдна Мастерсон
НА СЦЕНЕ
Библиотека в доме Мастерсона в Нью Йорке. Большая роскошно обставленная комната. Справа стол с телефоном. Еще правее камин. Возле него большое кресло. В правой и в левой части комнаты шкафы с книгами. Слева дверь. Возле нее кушетка. На заднем плане прихожая. Когда поднимается занавес, Мастерсон дремлет в кресле. Часы бьют два раза. Входит Эдна. Она минует прихожую, проходит к двери слева. Прислушивается. Задвигает портьеры на окне. Берет со столасигарету. Хочет прикурить. Мастерсон просыпается. Эдна роняет сигарету.
Мастерсон. Кто здесь? (Поворачивается в кресле. Видит Эдну.) А! Когда ты пришла, дорогая?
Эдна. Папа, как вы меня напугали! Я только что вошла. (Берет другую сигарету.)
Мастерсон. Должно быть, я заснул над своей газетой. Который час?
Эдна. Время всем хорошим папам спать. Два часа.
Мастерсон. Ну, как на балу, тебе понравилось? (Встает, потягивается.)
Эдна. Да. (Подходит к креслу.)
Мастерсон. Натанцевалась, наверное, до упаду.
Эдна. Почти.
Мастерсон. Много было народу?
Эдна. Как обычно.
Мастерсон. Ты рано отпустила домой Смитсона? (Возвращается к креслу.)
Эдна. Да. Меня привезли домой Арнольдсы в своей машине. (Садится в кресло, курит.)
Мастерсон. Не нравится мне твое курение.
Эдна. Ты старомоден, папа. Все курят. Я курю с двенадцати лет, научилась еще в школе.
Мастерсон. Вот чему тебя научили в нашей драгоценной школе!
Эдна. Этому… и другому. (С улицы слышен свисток полицейского.) Полиция… (Звонит дверной колокольчик.) Я открою…
Мастерсон. Нет, дорогая, тебе не следует подходить к двери в такой час. Я посмотрю сам.
Эдна. Все слуги, наверное, спят. Пусть их звонят. Кто нибудь ошибся дверью. (Мастерсон идете прихожую.)
Полицейский (за сценой). Извините, сэр, что беспокою вас… Мы видели, как в этот дом вошла женщина. Она открыла дверь ключом, она незадолго перед тем сбежала от нас.
Мастерсон. Вы ошибаетесь, офицер. Женщина, которую вы преследовали, просто не могла иметь ключа к этому дому.
Офицер. Нет, точно, она вошла сюда.
Мастерсон. Что за ерунда! Хорошо, не заставляйте меня стоять здесь, на сквозняке. Войдите, если вам необходимо, и посмотрите сами. (Появляется в прихожей и входит в кабинете сопровождении полицейского офицера и Фрэнка Борта.) Хорошо, хорошо, так в чем же дело?
Офицер. Видите ли, сэр, поскольку этот новый закон вошел в действие, мы вынуждены приглядывать за центральными меблированными домами и ресторанами. Сегодня ночью мы обследовали ресторан с комнатами для встреч. У нас был приказ забирать в участок всех, кого мы там обнаружим. Ну я и повел этого парня с его девицей. Он оступился и притворился, будто вывихнул ногу. А она бросилась бежать и прыгнула в такси. Лица ее я не разглядел, она закрывалась меховым воротником, но была она шикарная по всем статьям. Мы сели с ним в другое такси и поехали следом за этой молодой дамой. Вышла она в соседнем квартале, а мы не доезжая квартала и наблюдали за ней. Это точно, она сюда вошла. Готов поклясться.
Эдна. Как же вы можете клясться, если толком ничего не видели? Вы просто перепутали и по ошибке погнались за другой машиной.
Офицер (смотрит на Эдну, не поворачивая головы, затем на Барта). Возможно!
Мастерсон. Ну ну, довольно, офицер! Вы же убедились, здесь только я и моя дочь.
Офицер (бросив многозначительный взгляд на Эдну, Барту). Полагаю, вы никогда вообще не знали эту молодую даму?
Барт. Нет, не знал!
Мастерсон (выходя из себя, в ярости). Болван! Ты что, осмеливаешься намекать, что моя дочь это та самая женщина, за которой ты следовал? Это будет стоить тебе твоей службы, ты забыл, в чьем доме находишься? Я Джон Мастерсон (крестится). О, Господи! Что за времена настали? Человека могут оскорбить его собственном доме.
Офицер (изменяет поведение). Не думал вас оскорблять, сэр. Разумеется, это ошибка. Я не знал, что это ваш дом, мистер Мастерсон. Прошу про…
Барт. Офицер, не слишком ли много беспокойств доставили мы этой леди и джентльмену?
Мастерсон. Вот именно! И более того, тащить незнакомого человека из какого то борделя в дома почтенных людей! Несколько подобных ошибок, и вместо продвижения по службе вы заработаете отставку. (Подходит к столу.) Для вас, молодой человек, это тоже должно послужить уроком. Доброй ночи, офицер. Надеюсь, вы схватите эту потаскушку, кем бы она ни была. Но послушайтесь моего совета и не врывайтесь при ваших поисках в приличные дома. (Офицер собирается уйти. Останавливается в дверях.)
Офицер. Эта леди допустила неосторожность, сэр. Она обронила вот это. (Подает Мастерсону драгоценную брошь, он берет и рассматривает ее.) Должно быть, не из дешевых.
Барт. Как вы можете с такой уверенностью утверждать, что это потеряно моей дамой!
Офицер. Могу. Я абсолютно уверен! Я видел, как эта брошка отскочила от ее платья. Дата и имя владелицы выгравированы на обратной стороне, видите? Жаль, что они не поставили фамилию.
Мастерсон. М м. Да, чрезвычайно жаль. Это действительно дорогая вещь. Ну, в будущем эта дама будет осторожнее. Вы возбудили мое любопытство, офицер. Что же вы собираетесь с этим делать? Хранить, пока за ней не обратятся?
Офицер. Да, сэр.
Мастерсон. А потом?
Офицер. Ну, после разбора дела, завтра утром, этой молодой леди ничего не угрожает, если это не попадет в газеты. Мне бы не хотелось, чтобы так получилось, хотя она и обманула меня. Моя обязанность представить ее завтра утром, если я ее обнаружу, перед городским судом.
Мастерсон, Если обнаружите. Но она сбежала, и, находясь здесь, вы ее не разыщете. Не думаю, чтобы молодая женщина с положением, какой, по вашему мнению, она является… э… позволила себе… э… посещать трущобы.
Офицер. Вы, конечно, удивились бы, сэр, узнав, что кое кто из этих самых важных персон с Пятой авеню вовлечен в эти делишки.
Мастерсон. Разумеется, удивился бы. Ну, хорошо, хорошо, спокойной ночи, офицер. Прошу прощения, что не могу ничем помочь. Мы с дочерью только что возвратились с танцевального вечера, перед самым вашим звонком. Мы никого не видели. Спокойной ночи.
Офицер (направляется к выходу. Возвращается). А брошку, сэр?
Мастерсон. Ах! Да да, брошку. (Вручает ее офицеру, который выходит, бросив перед этим взгляд на Эдну. Мастерсон провожает их, потом возвращается и стоит, глядя на Эдну, которая едва сдерживает рыдания.)
Мастерсон. Это была та самая брошь, которую я подарил тебе на день рождения… Где ты познакомилась с этим человеком?
(Эдна плачет.)
Мастерсон (подходит к ней). Отвечай!
Эдна. Здесь, в этой комнате.
Мастерсон. Кто он такой? Как его зовут?
Эдна. Он приходил устанавливать телефон.
Мастерсон. Приходил устанавливать телефон? Боже мой! А потом? Как давно ты его знаешь?
Эдна. Три месяца.
Мастерсон. И все это время вы встречались?
(Эдна плачет.)
Мастерсон. Отвечай мне!
Эдна. Да.
Мастерсон. Отказываюсь в это верить… моя собственная дочь! Я лелеял тебя, как принцессу. Ты это все, что у меня есть. (Ходит по комнате.) А я то в поте лица, как каторжный, трудился за своим столом, день и ночь, как последний чернорабочий, все для тебя. Для тебя не спал ночами, придумывал, как заработать тебе денег. Твое образование обошлось мне в целое состояние. И я ничего от тебя не требовал. (Подходит к ней.) Просто поверить не могу, что ты способна так отблагодарить меня. Единственной наградой мне была мысль, что ты счастлива, что все твои желания исполнены, что тебе завидуют, на тебя обращают внимание как на дочь Джона Мастерсона, наследницу неслыханных богатств. Единственной моей мечтой было объединить для тебя мои миллионы с каким нибудь древним титулом. Ты была моей гордостью и утешением, что же ты вытворяешь? Ты завязываешь грязное знакомство с мужчиной, пришедшим установить телефон, встречаешься с ним в центральном борделе, попадаешь в облаву, и полицейский преследует тебя до самой нашей двери. Это же может обнаружиться в любой момент. Если об этом пронюхают газетчики, то, чтобы заткнуть им рот, не хватит целого состояния. Как ты могла?
Эдна. Я хотела жить.
Мастерсон. Хотела жить? А разве ты не жила? Бог свидетель, сколько это стоило.
Эдна. Вот именно! Стоило! У вас на уме только доллары, купля и продажа. Все продается: лошади, дома, земли, капиталы, закладные, титулы, род человеческий, собственное дитя. Купля и продажа так вас поглотила, что вы забыли о том, что женщина тоже живое существо. Вы смотрите на нее как на вещь для демонстрации драгоценностей свидетельств вашего великого успеха.
Мастерсон. Назови хотя бы одно свое желание, которое бы не было исполнено. (Подходит к ней)
Эдна. В том то и беда. У меня слишком всего много. (Встает, отходит к кушетке.) Вы держали меня как в теплице и приучили к мысли, будто я получу все, что угодно, даже луну, стоит мне лишь подольше и погромче поплакать. (Опускается на кушетку.) А я, как и множество подобных мне, вышла в жизнь с испорченной нервной системой.
Мастерсон. Испорченной нервной системой!
Эдна. Да… испорченными сызмальства от пресыщения удовольствиями нервами по вине моих воспитателей.
Мастерсон. Этой несусветной чепухе тебя научили в школе. (Подходит к ней.)
Эдна. Этому меня научила жизнь. (Уходит от него, садится в кресло.) Я родилась неврастеничкой и воспитывалась в богатом пансионе вместе с дочерьми других богачей. Все мы родились старухами, и всех нас снедало любопытство, наши изношенные нервы взывали к новым, необычным ощущениям и влекли нас к тайнам запретной жизни.
Мастерсон. Это истерика!
Эдна. Деньги отцов для нас лишь означали, что все дозволено. Мы курили, сколько хотели, свои карманные деньги тратили на конфеты с ромовой начинкой и на книги, которые наши матери постыдились бы взять в руки. Мы рассказывали истории, которыми вы бы постеснялись поделиться сегодня в вашем клубе, а потом, увлекаемые нашими неутоленными желаниями, мы вышли в свет. Чтобы взвинтить себя, мы не в меру едим и пьем, танцуем и курим, а чтобы взвинтить мужчин, мы соответственно одеваемся; со смехом внимаем мы скабрезным остротам распутных стариков и похотливых юнцов, не прекращая с обезьяньим упорством заурядных женщин ни на миг погони за своей судьбой.
Мастерсон. Истерические преувеличения.
Эдна. Это правда.
Мастерсон (Подходит к ней). И вот поэтому ты, которая могла бы быть принцессой, стала в конце концов шлюхой. Что же ты собираешься делать?
Эдна. Не шлюхой, а добровольным подарком любимому человеку.
Мастерсон. Простому рабочему.
Эдна. Я благодарна Господу!
Мастерсон. Если ты уж решилась на позорную связь, то хотя бы выбрала человека своего круга.
Эдна. А дальше что?
Мастерсон. Замужество, все пристойно.
Эдна. Я не понимаю, почему “позорная связь”, если она заканчивается браком с таким же неврастеником, как и я, то это обязательно пристойно. В таком случае я была бы не только достойной зависти дочерью Джона Мастерсона, но также и достойной зависти женой мистера такого то и, следовательно, всеми уважаемой дамой, потому что наши греховные интимные отношения завершились священным браком. (Разражается истерическим смехом. Отходит вправо.)
Мастерсон. А разве ты забыла о своих обязанностях перед обществом?
Эдна. Я и не знала, что они у меня есть. Мои воспитатели, дрессировавшие меня в соответствии с программой, на которую потрачено целое состояние, для вступления на вершины мира сего, забыли включить этот пункт. Они учили меня только тому, как вознаградить себя. Все ваши миллионы были бессильны купить для меня науку об обязанностях перед обществом.
Мастерсон (подходит к ней). Значит, я не знал тебя по настоящему.
Эдна. Вы могли бы узнать меня, если бы поменьше тратили времени на охоту за деньгами. С детских лет я боялась вас.
Мастерсон. Боялась собственного отца…
Эдна. Для меня вы были как король, а совсем не отец. (Мастерсон отходит к кушетке.) Мы с няней часто ходили на окраину, по улице, мимо сверкающих чистотой маленьких домиков, украшенных по фасаду цветами. Вокруг них всегда играла детвора. Нередко я видела, как из трамвая, из обыкновенного трамвая, который останавливался на углу, выходит мужчина. Тогда одна из маленьких девочек, примерно моего возраста, отделялась от своих подружек и с радостными криками бросалась ему навстречу. Он подхватывал ее и сажал себе на плечо. Она запускала руки ему в волосы и крепко в них вцеплялась. К калитке выходила невысокая женщина в простом светлом платье. Он обнимал ее одной рукой, и они шли в дом. О, как я завидовала тогда этой маленькой девочке.
Мастерсон. Нашла чему завидовать.
Эдна. Конечно. Я представляла себе ее комнату с разбросанными повсюду игрушками и ее отца на полу за игрой с ней в трамвайчики. Я упрашивала няню водить меня туда каждый день и решила тогда своим детским умом, что когда нибудь у меня тоже непременно будет такой же маленький домик. Играла я обычно на полу в детской, возле камина, на большом ковре одинокое существо. Вы даже представить не можете, как может быть одинок ребенок богача, а я то все это знаю, да, знаю! Когда вы возвращались домой, я пыталась набраться смелости и броситься вам навстречу.
Мастерсон. И почему же не бросалась?
Эдна. Вы так редко приходили домой, а я боялась, как к моему поступку отнесется наш важный дворецкий. Один раз, зная, что вы в библиотеке, я подкралась к двери и долго стояла там, но войти все же побоялась. Несчастная маленькая наследница несметных миллионов так и простояла в огромной гостиной, плотно плотно прижавшись лицом к двери, снедаемая неизбывной мечтой уютно устроиться у вас на коленях, точно так же, как я была в этом уверена та девочка из маленького домика в тот момент, вероятно, устроилась на коленях у своего отца.
Мастерсон. Эдна… я не подозревал об этом (подходит).
Эдна. Нет, нет, подождите, отец… вы говорите, что жили единственной мыслью удовлетворять все мои желания. А я хочу лишь одного (встает). Освободите меня от всего этого… ничего мне не надо. Единственное мое желание это маленький домик и муж. Я хочу иметь дочурку, которая не будет бояться броситься навстречу своему отцу. Я знать ничего не хочу об обязанностях перед обществом. Хватит с меня! С тем, что оно именует стыдом, с его ограниченностью и истерическим малодушием покончено. Хватит, я хочу жить собственной жизнью, по своему, со своим “простым рабочим”. Это и есть тот единственно честный, единственно мне подходящий, единственно правильный путь.
Мастерсон. С этим мужчиной, который возил тебя в публичный дом…
Эдна. Он не хотел, чтобы мы встречались в таком месте. Но мне было все равно, где с ним видеться, лишь бы видеться; и знайте, этой ночью там были и другие из моего круга. (Подходит к нему.) Отец, вы должны позволить мне выйти за него замуж, если он согласится.
Мастерсон. Согласится? Да он ухватится за такую возможность руками и ногами…
Эдна. А я в этом не уверена. Вы должны мне разрешить, отец.
Мастерсон. Эдна, дитя мое, ты же знаешь, я на все готов ради твоего счастья…
Эдна. Тогда звоните быстро в полицейский участок. Заставьте их отпустить его немедленно… сию минуту… вы все можете уладить. Вы же Джон Мастерсон, вы можете сделать все, что угодно, даже с полицией… скорее же, скорее…
Мастерсон. Но это невозможно, это не принесет тебе счастья…
Эдна. Вы не хотите?
Мастерсон. Я не могу. Ты с ума сошла.
(Эдна берет плащ и направляется к двери.)
Эдна. Если ваше гнилое общество, о котором вы такого высокого мнения, разумно, тогда… Бог мой, да, я сошла с ума.
Мастерсон. Ты куда?
Эдна. Я иду к нему. Завтра утром перед судом я встану рядом с ним, а потом стану его женой.
Мастерсон. Если ты это сделаешь…
Эдна. Так что же, если я это сделаю…
(Звонит телефон. Мастерсон снимает трубку.)
Мастерсон. Слушаю. Что? Застрелился? А почему вы поднимаете меня в три часа ночи? Письмо к моей дочери в его кармане? Не может быть. Моя дочь его не знает.
Эдна. Отец! Фрэнк… убил себя… (Разражается истерическим смехом.} Теперь… нет оснований для общественных потрясений… и вы можете купить мне титул. (Падает в обморок, увлекая за собой портьеру.)
Занавес.